Неточные совпадения
— О, не
клянитесь! — вдруг встав с места, сказала она с пафосом и зажмуриваясь, — есть минуты, страшные в жизни женщины… Но вы великодушны!.. — прибавила, опять томно млея и клоня
голову на сторону, — вы не погубите меня…
— Mon enfant,
клянусь тебе, что в этом ты ошибаешься: это два самые неотложные дела… Cher enfant! — вскричал он вдруг, ужасно умилившись, — милый мой юноша! (Он положил мне обе руки на
голову.) Благословляю тебя и твой жребий… будем всегда чисты сердцем, как и сегодня… добры и прекрасны, как можно больше… будем любить все прекрасное… во всех его разнообразных формах… Ну, enfin… enfin rendons grâce… et je te benis! [А теперь… теперь вознесем хвалу… и я благословляю тебя! (франц.)]
…Пока смутные мысли бродили у меня в
голове и в лавках продавали портреты императора Константина, пока носились повестки о присяге и добрые люди торопились
поклясться, разнесся слух об отречении цесаревича.
Солдат
клялся, что не дает. Мы отвечали, что у нас был с собою трут. Инспектор обещал его отнять и обобрать сигары, и Панин удалился, не заметив, что количество фуражек было вдвое больше количества
голов.
— Да ведь ты меня знаешь, Андрон Евстратыч, —
клялся Матюшка, встряхивая
головой. — Я ему ноги повыдергаю…
Вот ты три недели не приходил:
клянусь же тебе, Ваня, ни одного разу не приходила мне в
голову мысль, что ты меня проклял и ненавидишь.
Он мечется как в предсмертной агонии; он предпринимает тысячу действий, одно нелепее и бессильнее другого, и попеременно
клянется то отомстить своим обидчикам, то самому себе разбить
голову…
Способности были у него богатые; никто не умел так быстро обшарить мышьи норки, так бойко
клясться и распинаться, так ловко объегорить, как он; ни у кого не было в
голове такого обилия хищнических проектов; но ни изобретательность, ни настойчивая деятельность лично ему никакой пользы не приносили: как был он голяк, так и оставался голяком до той минуты, когда пришел его черед.
Живновский (вступаясь в разговор). Вот вы изволили давеча выразиться об ананасах… Нет, вот я в Воронеже, у купца Пазухина видел яблоки — ну, это точно что мое почтение!
Клянусь честью, с вашу
голову каждое будет! (Налетову.) Хотите, я семечек для вас выпишу?
Как помещица, Вы всегда можете отпустить ко мне Аксюшу в Петербург, дав ей паспорт; а раз она здесь, супругу ее не удастся нас разлучить, или я его убью; но ежели и Вы, Катрин, не сжалитесь надо мною и не внемлете моей мольбе, то против Вас я не решусь ничего предпринять: достаточно и того, что я совершил в отношении Вас; но
клянусь Вам всем святым для меня, что я от тоски и отчаяния себя убью, и тогда смерть моя безраздельно ляжет на Ваше некогда любившее меня сердце; а мне хорошо известно, как тяжело носить в душе подобные воспоминания: у меня до сих пор волос дыбом поднимается на
голове, когда я подумаю о смерти Людмилы; а потому, для Вашего собственного душевного спокойствия, Катрин, остерегитесь подводить меня к давно уже ожидаемой мною пропасти, и еще раз повторяю Вам, что я застрелюсь, если Вы не возвратите мне Аксюты».
Увидя мужчину, Елена хотела скрыться; но, бросив еще взгляд на всадника, она вдруг стала как вкопанная. Князь также остановил коня. Он не верил глазам своим. Тысяча мыслей в одно мгновение втеснялись в его
голову, одна другой противореча. Он видел пред собой Елену, дочь Плещеева-Очина, ту самую, которую он любил и которая
клялась ему в любви пять лет тому назад. Но каким случаем она попала в сад к боярину Морозову?
— Дитятко, — сказал он, — целуй же мне крест, что не обесчестишь ты седой
головы моей!
Клянись здесь, пред спасителем!
У меня все перевернулось в
голове,
клянусь вам.
— Верные смоляне! — сказал Юрий, оставшись один. — Для чего я не мог погибнуть вместе с вами! Вы положили
головы за вашу родину, а я… я
клялся в верности тому, чей отец, как лютый враг, разоряет землю русскую!
— Положив
голову на колени ей, он притворился потерявшим сознание а она, испуганная, закричала о помощи, но, когда прибежали люди, — он вдруг вскочил на ноги, здоровешенек, но будто бы очень смущенный, и начал кричать о своей любви, о своих честных намерениях,
клялся, что прикроет позор девушки браком, — поставил дело так, словно он, утомленный ласками Джулии, заснул на коленях ее.
Подумай, князь. Я милость обещаю,
Прошедшей лжи опалою напрасной
Не накажу. Но если ты теперь
Со мной хитришь, то
головою сына
Клянусь — тебя постигнет злая казнь:
Такая казнь, что царь Иван Васильич
От ужаса во гробе содрогнется.
— В этот переулок?.. — И в самом деле, было чего испугаться: узкой переулок, которым хотел их вести купец, походил на отверстие раскаленной печи; он изгибался позади домов, выстроенных на набережной, и, казалось, не имел никакого выхода. — Послушай! — продолжал генерал, взглянув недоверчиво на купца, — если это подлое предательство, то,
клянусь честию! твоя
голова слетит прежде, чем кто-нибудь из нас погибнет.
Надежда Федоровна хотела рассказать про Кирилина и про то, как она вчера вечером встретилась на пристани с молодым, красивым Ачмиановым и как ей пришла в
голову сумасшедшая, смешная мысль отделаться от долга в триста рублей, ей было очень смешно, и она вернулась домой поздно вечером, чувствуя себя бесповоротно падшей и продажной. Она сама не знала, как это случилось. И ей хотелось теперь
поклясться перед Марьей Константиновной, что она непременно отдаст долг, но рыдания и стыд мешали ей говорить.
— Ну как же, я упал и здорово стукнулся
головой о скамейку. Признавайся, — «огненная вода», «
клянусь Лукрецией», — вскричал он, — честное слово, он
поклялся Лукрецией! К тому же, он «все знает» — честное слово!
— Будет ли конец нашей любви! — сказал Юрий, перестав грести и положив к ней на плечо
голову; — нет, нет!.. — она продолжится в вечность, она переживет нашу земную жизнь, и ели б наши души не были бессмертны, то она сделала бы их бессмертными; —
клянусь тебе, ты одна заменишь мне все другие воспоминанья — дай руку… эта милая рука; — она так бела, что светит в темноте… смотри, береги же мой перстень, Ольга! — ты не слушаешь? не веришь моим клятвам?
Вино и брага приметно распоряжали их словами и мыслями; они приметно позволяли себе больше вольностей, чем обыкновенно, и женщины были приметно снисходительней; но оставим буйную молодежь и послушаем об чем говорили воинственные пришельцы с седобородыми старшинами? — отгадать не трудно!.. они требовали выдачи господ; а крестьяне утверждали и
клялись, что господа скрылись, бежали; увы! к несчастию казаки были об них слишком хорошего мнения! они не хотели даже слышать этого, и урядник уже поднимал свою толстую плеть над
головою старосты, и его товарищи уж произносили слово пытка; между тем некоторые из них отправились на барский двор и вскоре возвратились, таща приказчика на аркане.
Еще вчера благонамеренный жался к сторонке, ходил с понурою
головой, с бледными щеками и потухшими взорами; еще вчера он
клялся и божился, что отныне подло быть негодяем, — и вдруг какая метаморфоза!
Он
поклялся заставить себя заметить и с этой целию вздумал удивить Петербург богатством: покупал превосходные экипажи, переменял их через месяц, нанял огромную и богатую квартиру и начал давать своим породистым приятелям лукулловские обеды, обливая их с ног до
головы шампанским и старым венгерским.
— Но удивительнее всего, — засмеялся Коврин, — что я никак не могу вспомнить, откуда попала мне в
голову эта легенда. Читал где? Слышал? Или, быть может, черный монах снился мне?
Клянусь богом, не помню. Но легенда меня занимает. Я сегодня о ней целый день думаю.
— Неблагодарная сволочь! — закричал он, забыв, что может потерять в этот момент всех сторонников, тайных и явных. —
Клянусь чертом, вы стоите того, чтобы вызывать вас по жребию и первому отказавшемуся размозжить
голову. Я спрашиваю первый раз: кто?
— Молодец мальчик… молодец мальчик… — забормотал дядя, отнимая от моих губ руку и гладя меня по
голове. — Тебя Андрюшей зовут? Так, так… М-да…
клянусь богом… Учишься?
Та
клялась всеми угодниками, что видела, как ранним утром в день Благовещенья черти Егориху, ровно шубу в Петровки, проветривали: подняли ведьму на возду́си и долгое время держали вниз
головою, срам даже смотреть было.
Куршуд-бек пировал с родными и друзьями, а Магуль-Мегери, сидя за богатою чапрой (занавес) с своими подругами, держала в одной руке чашу с ядом, а в другой острый кинжал: она
поклялась умереть прежде, чем опустит
голову на ложе Куршуд-бека.
В
голове Гараськи блеснула соблазнительная мысль — навострить от Баргамота лыжи, но хоть
голова его и прояснела от необычности положения, зато лыжи находились в самом дурном состоянии, как будто
поклявшись вечно цепляться друг за друга и не давать друг другу ходу.
— Сусанна! радость моя!.. — шептал он, обнимая ее колени. — Если ты не согласишься быть моею и пред людьми, и пред Богом —
клянусь тебе! — вот револьвер! я пущу в себя все шесть пуль разом!..
Клянусь тебе в том моею любовью! Все шесть пуль в эту
голову!
Они исчезли из глаз, а Володя все еще раздумчиво смотрел на океан, находясь под сильным впечатлением рассуждений матроса. И в
голове его проносились мысли: «И с таким народом, с таким добрым, всепрощающим народом да еще быть жестоким!» И он тут же
поклялся всегда беречь и любить матроса и, обращаясь к Бастрюкову, восторженно проговорил...
— Нас послушает сам граф! — продолжал Цвибуш. — И вдруг, душа моя, ему, графу, залезет в
голову мысль, что нас не следует гнать со двора! И вдруг Гольдауген послушает тебя, улыбнется…А если он пьян, то,
клянусь тебе моею скрипкой, он бросит к твоим ногам золотую монету! Золотую! Хе-хе-хе. И вдруг, на наше счастье, он сидит теперь у окна и пьян, как сорок тысяч братьев! Золотая монета принадлежит тебе, Илька! Хо-хо-хо…
Каждый вечер княгиня собирала нас в гостиную и с багровым лицом упрекала нас в «бессовестном» поведении, стыдила нас и
клялась, что по нашей милости у нее
голова болит.
Клянусь тебе, что к каждому празднику мы посылаем ей
голову сахару и фунт чаю!
Оттого наш ремесленник должен был зашибать хорошую деньгу; но божился и
клялся, что
гол, как облупленная липка, что он не женится за неимением чем содержать жену, что его обкрадывают, что у него в долгах много пропадает.
Он знал, что этот гордый лифляндец, унеся из-под секиры палача руку и буйную
голову свою, служит тою и другою опаснейшему его неприятелю, — и
поклялся в лице его унизить лифляндских дворян его партии и отмстить ему, хотя бы ценою славы собственной.
Тронутый герцог, со слезами на глазах,
поклялся даже сделать уступки своих прав Волынскому, чтобы только угодить обожаемой государыне. В сердце же
клялся помириться с ним тогда лишь, когда увидит
голову его на плахе. Он убежден был тайною запискою, найденною в карете, что еще не время действовать решительно, и потому скрыл глубоко свою ненависть.
В Островцах она давала как-то в долг богатому мужику на свадьбу двадцать пять рублей. Обещался отдать через неделю; божился всеми угодниками,
клялся и детьми и утробой своей. Прошло месяца два. Теперь был случай получить деньги. Но много труда и ходьбы взад и вперед стоило Ларивону, чтобы вытянуть эти деньги. Да и тут должник, отдавая их Прасковье Михайловне, вместо благодарности, почесал себе
голову и примолвил: «А что ж, барыня? надо бы на водку».
— Ты вовсе забыл меня, — говорил он своему другу, дворецкому, — где ж твое слово? где твой крест? Так-то платишь мне за услуги мои! Не я ли выручил твою
голову в деле князя Лукомского?.. Сокруши мне лекаря, как хочешь… Я обещал цесарскому послу… Я
поклялся, что Обращихе не бывать замужем… Уж коли этого не сделаешь для меня, так я и на том свете не дам тебе отдыха.
Но Каракача не слушал, бесился, топал ногами, хватал себя за
голову, отчего перевязки на ней сползли и показалась кровь; судороги начали его корчить. Отец испугался. «Лекарь колдун, вогнал опять хворость в сына, чтобы отмстить за невесту», — подумал Даньяр и пал в ноги Антону, умоляя его спасти Каракаченьку и
клянясь, что они за невестой не погонятся.
— Не бесись, сердечный… У тебя там нож под сюртуком, зарезать хочешь? Смотри, не просчитайся! Все наши с тобой дела, как я уже говорил тебе, в руках третьего человека, и тронь ты один волос у меня на
голове, он пустит их в ход! Одним словом,
клянусь тебе честью каторжника — и жить, и погибать мы будем вместе.
— Но я же говорю тебе правду,
клянусь тебе!.. — тщетно старался уверить ее Савин. Она только качала
головой и продолжала плакать.
А я говорю вам: не
клянись вовсе; ни небом, потому что оно престол божий; ни землею, потому что она подножие ног его; ни Иерусалимом, потому что он город великого царя; ни
головою своею не
клянись, потому что ни одного волоса не можешь сделать белым или черным.
Как придет в
голову человеку, которого заставляют
клясться крестом и Евангелием, что крест оттого и свят, что на нем распяли того, кто запрещал
клясться, и что присягающий, может быть, целует, как святыню, то самое место, где ясно и определенно сказано: не
клянитесь никак.